Последствия: как взрыв в Бейруте оставил шрамы на и без того разбитом Ливане

Три года назад мощный взрыв разорвал город на части, а вместе с ним и надежды людей на восстановление. Наиболее уязвимые слои населения, многие из которых женщины, несут на себе основную тяжесть бесконечных бедствий в Ливане.

Четвертое августа 2020 года выдалось в Ливане чрезвычайно жарким и влажным днем. Из-за пандемии я застрял дома за компьютером и работал удаленно. Я заканчивал свою дневную смену в качестве старшего продюсера и корреспондента Associated Press, освещая Ливан и весь Ближний Восток. Я был во власти ненадежного подключения к Интернету и, как и большинство ливанцев, терпел палящую жару и периодические отключения электроэнергии. Отключения электроэнергии в Ливане начались еще во время 15-летней гражданской войны, закончившейся в 1990 году, и до сих пор не решены.

Мой дом находится примерно в 7 милях от Бейрута, на холме с видом на небольшой и тихий сосновый лес. Бейрут и его окрестности превратились в удушающие бетонные джунгли, и мне повезло, что в долгие летние дни у меня были деревья, на которые можно было смотреть, и доступ к открытому пространству. В тот день у меня не было планов ехать в город. Около 18:00 я пошла на кухню покормить кошку, которая ждала меня в саду. Это был наш ежедневный ритуал. Открыв окно и высыпав консервы в миску, я услышал знакомый рев военных самолетов, мчащихся по нашему небу. Израильские военные самолеты нарушали воздушное пространство Ливана на протяжении десятилетий, но тем летом реактивные истребители появлялись исключительно часто.

Через минуту дом потряс громкий взрыв – самый громкий, который я когда-либо слышал в своей жизни. Моей первой мыслью было, что неподалеку был авиаудар. Я начал беспомощно кричать: «Они нас бьют, они нас бьют!» Я бросилась за телефоном, отчаянно пытаясь узнать, все ли в безопасности, включая моего мужа и ребенка. Моя дочь была с моей невесткой, и все было в порядке. Но я не смогла связаться с мужем, который возвращался домой.

Я начал искать информацию в социальных сетях. «18.10. Это был авиаудар? Что это было?" Я написал в Твиттере. Я включил телевизор, и по неподтвержденным данным, в доме премьер-министра Ливана мог произойти взрыв. Я пытался позвонить коллегам в Бейруте, но не смог дозвониться.

Местные СМИ теперь сообщили, что взрыв, который ощущался за несколько миль на соседнем Кипре, был взрывом в порту, вызванным фейерверком на складе. Через десять минут один из моих коллег перезвонил. У нее была истерика – у нее рухнула крыша, и хотя она чудом не пострадала, ее дом сильно пострадал. Я не мог понять, как взрыв в порту разрушил ее дом, находившийся в нескольких милях отсюда. Первые кадры из порта и взрыва начали поступать по местному телевидению. Я все еще думал, что основной удар пришелся на сам порт. В ту ночь было ясно мало фактов. В конце концов мой муж оказался в безопасности. Нам и всей стране потребовалось бы лишь следующее утро, чтобы осознать масштабы произошедшего.

Я поехал в Бейрут в 6 утра, чтобы вести прямую трансляцию программы «Доброе утро, Британия» с места рядом с портом. Еще до того, как я добрался до города, я увидел выбитые окна и двери за много миль от эпицентра взрыва. Разрушения начались за много миль до того, как вы вошли в столицу.

На месте взрыва царило жуткое спокойствие, изящный утренний свет прорезал дым, который все еще клубился над морским портом, его яркость с пронзительной ясностью обнажала чудовищность разрушений. Гавань была разрушена, ее высокие зернохранилища стояли разбитыми, одна сторона почти полностью разрушена, другая относительно нетронута, слабо глядя на опустошенный город. Повреждения были не похожи ни на что, что я когда-либо видел. Это напомнило мне Хомс и Алеппо в Сирии и Мосул в Ираке, опустошенные месяцами авиаударов.

Триста тысяч жителей за одну ночь остались без крова, многие получили ранения и беспомощно скитались в поисках убежища и помощи. Наибольшие разрушения были в восточных частях города. Здания были разрушены, а от роскошных небоскребов с видом на порт остались лишь голые бетонные колонны. Машины на дороге выглядели так, словно их ударил гигантский молот, а улицы были завалены щебнем и обломками. Люди уже расчищали улицы, спасая все, что могли, в поисках выживших. Я не видел, чтобы им помогали полицейские или армейские офицеры. Когда я приблизился к внутренней восточной части города, тишину нарушил звук бьющегося стекла, поскольку стекла из выбитых взрывом окон продолжали падать из рам. Ноги людей хрустнули по осколкам, упавшим со зданий, когда они пытались расчистить путь сквозь завалы. Этот сокрушительный шум стал саундтреком к нашей жизни. Это было все, что мы могли слышать весь день на протяжении многих недель.